Родился без отца — вырос без дома
Стас Пьеха родился в 1979 году в семье, где уже не было семьи. Его отец ушёл ещё до рождения сына. Пьеха впервые услышал, что у него вообще есть папа, лишь в 13 лет и даже тогда не увидел его ни разу. Физически, эмоционально, финансово отца не существовало. Это не отсутствие в отпуске или на работе.
Вместо родительской заботы — гастроли бабушки и матери, постоянные отъезды, чужие руки. Часто Стас оставался в подшефном детском доме, не потому что его бросили, а потому что другого дома у него не было. Там, среди чужих детей, он создал себе укрытие: «маленький изолятор с одной коечкой». Улица стала его воспитателем, а травмы — единственным языком, на котором он умел говорить.
Если ребёнок не видел, как любят, заботятся, остаются, он не знает, как это делается. Он может желать любви, но не владеет навыком её строить.
Брак как попытка исцеления и крах надежд
В 2015 году Пьеха женился на Наталье Горчаковой. Это решение было осознанным, «взвешенным», как он сам подчёркивает. Но здесь скрывается важнейшая деталь: он вступил в брак не столько из любви, сколько из надежды на спасение.
«Я верил, что наличие семьи поможет мне справиться с депрессией и выгоранием», — признаётся он.
Это классический сценарий: человек с глубокой внутренней пустотой пытается «заполнить» её внешними формами — браком, ребёнком, статусом.
Когда родился сын Пётр, кризис обострился. В отношениях с Натальей не было скандалов, измен, бытовых конфликтов. Было нечто более опасное — непонимание.
«Мы сходимся травмами и набором своих специфических мышлений», — говорит Пьеха.
И когда эти «мышления» начали расходиться, а это произошло не из-за ссор, а из-за естественного роста, пара просто… погасла.
Важен нюанс: развод произошёл не из-за ребёнка. Ребёнок стал зеркалом, в котором оба увидели: они не могут дать друг другу того, чего сами не получили в детстве. Наталья, вероятно, искала надёжную опору. Стас — покой. Но у него не было внутреннего ресурса, чтобы его предложить.
Возврат в зависимость: когда боль сильнее страха
В какой-то момент Пьеха сорвался. После нескольких лет трезвости он снова начал употреблять — алкоголь, психоактивные вещества. Он прошёл реабилитацию, но этот эпизод — ключевой. Он показывает: отцовство стало для него дополнительной травмой, а не исцелением.
Потому что ребёнок требует стабильности, предсказуемости, эмоционального присутствия. А у человека, выросшего без отца и в хроническом стрессе, этот ресурс истощён. Когда Пьеха говорит:
«Я не могу быть включён в воспитание ребёнка на постоянной основе», — он не ленится и не уклоняется. Он честно констатирует границу своих возможностей.
Его взгляд на отцовство — провокационный, но логичный в рамках его биографии:
«В моей системе отец не нужен… Мама — это контейнер для переживаний. Отец — это человек, который слушает проблему, думает и делает. Ему не нужно сливать фигню — эмоции. Он не для этого создан».
Это не отрицание эмоциональной близости. Это модель, которую он смог построить, исходя из того, что знал. Ведь его отец не только не утешал, он вообще не существовал. Поэтому Пьеха и говорит:
«В этом хотя бы я своего отца превзошёл».
Он платит крупные алименты. Он — «кризисный менеджер». Когда «пахнет горелым» — он приезжает и разруливает. У сына Петра нет иллюзии: «папа и мама любят друг друга». Но есть уверенность: если будет плохо — папа придёт. Это не идеал. Но это честность. И для ребёнка, пережившего развод, честность часто надёжнее лжи благополучия.
Искренность как акт мужества
Самое поразительное в истории Пьехи — не его признания. А то, что он выдержал их последствия: звонок разгневанной матери, шквал обвинений в соцсетях, необходимость публично объясняться. Он не отступил. Он не начал оправдываться общими фразами. Он стоял на своём:
«Я имею право так говорить — я изучаю психологию и знаю, о чём говорю».
В мире, где от родителей требуют героизма, Пьеха совершил поступок, казалось бы, противоположный — он сдался. Но в этом огромное уважение к реальности: своей, сына, бывшей жены. Он не навязал им иллюзию семьи. Он предложил работающую систему: дружба, финансовая поддержка, готовность в кризис.
И, возможно, именно так — не через идеал, а через честность рождается новое понимание родительства. Не как долга, а как ответственного выбора: что я могу дать и что я не в силах имитировать.
Потому что ребёнку лучше знать правду — пусть даже горькую, чем всю жизнь ждать отца, которого нет и быть не может. А Стас Пьеха, в конце концов, не обещал быть героем. Он просто сказал:
«Я — вот такой. И я всё равно рядом — когда это действительно нужно».
В современном мире, где ложь часто прикрывают любовью — это почти революционный жест.