Банки показывают рекордные прибыли, но реальный сектор расплачивается за это сокращением инвестиционных планов и повышенной уязвимостью. Юлия Шайхразеева, преподаватель РЭУ им. Плеханова и эксперт в сфере экономики объяснила RuNews24.ru, что происходящее — это не просто очередной кризисный цикл, а структурный сдвиг, последствия которого будут определять облик экономики в ближайшие годы.
По оценке ЦМАКП, российские компании сегодня отдают на обслуживание кредитов почти 40% прибыли. Юлия Шайхразеева обращает внимание на динамику этого показателя: за год доля процентных платежей в прибыли выросла примерно в полтора раза, а за два года фактически утроилась. По её словам, такая скорость изменения — однозначный признак системного перелома: «Это уже не реакция на разовый шок, а новая реальность, в которой бизнесу предстоит жить и принимать стратегические решения».
Корни проблемы она видит в наложении двух процессов — высоких ставок и снижающейся рентабельности. После жёсткого повышения ключевой ставки Банком России до 21% в 2024 году стоимость заимствований для компаний резко выросла. К осени 2025 года ставка снизилась до 16,5%, но, как отмечает эксперт Шайхразеева, это тот уровень, при котором кредит перестаёт быть инструментом развития и превращается в механизм антикризисной поддержки — способом дожить до завтра, а не стать больше и эффективнее послезавтра.
Параллельно официальная статистика фиксирует падение совокупного финансового результата компаний. За январь–август 2025 года он оказался почти на 8,3% ниже, чем годом ранее. Доля прибыльных предприятий сокращается, а убытки у уже убыточных игроков растут на десятки процентов. Это означает, что долговая нагрузка растёт именно в тот момент, когда подушка прибыли истончается. «Мы имеем классическую ситуацию ножниц: доходность падает, цена долга растёт, а погашать его всё равно надо», — комментирует эксперт.
На стороне кредиторов картина выглядит куда более благополучно. Банковский сектор уже в 2024 году показал рекордную прибыль порядка 4 трлн рублей. Существенная часть этого результата связана с ростом процентной маржи на фоне высоких ставок и активного кредитования. Но для реального сектора, подчёркивает эксперт, эта же конструкция работает как «тихий налог на будущий рост». Каждый рубль, ушедший на обслуживание долга, — это рубль, не вложенный в модернизацию, импортозамещение, логистику, технологии, человеческий капитал. «Фактически бизнес сейчас платит за прошлые решения по заимствованиям ценой своих будущих возможностей», — отмечает Юлия Шайхразеева.
На уровне компаний это отражается в ухудшении метрик финансовой устойчивости. Коэффициент покрытия процентов (отношение EBIT к процентным расходам) для значительной части бизнеса приближается к опасной зоне, когда любая просадка выручки или маржи превращает обслуживание долга в проблему. По оценке ЦМАКП, уже около 20% совокупной выручки корпоративного сектора приходится на компании, у которых процентные платежи «съедают» две трети и более скорректированной прибыли. «Это зона, где любой внешний шок — от падения спроса до логистического сбоя — может запустить цепочку дефолтов, — говорит Шайхразеева. — Для экономики в целом это не просто отдельные неудачные кейсы, а потенциальная волна банкротств, если макроусловия ухудшатся».
Особенно уязвимыми оказываются капиталоёмкие отрасли с длинным инвестиционным циклом — промышленность, транспорт, девелопмент. Им объективно сложнее быстро сократить долговую нагрузку: проекты дороги, сроки их окупаемости растянуты, а необходимость поддерживать инфраструктуру и мощности никуда не исчезает. Экспортёры сырья частично защищены валютной выручкой и возможностью переложить часть издержек на внешние рынки. Но бизнес, ориентированный на внутренний спрос, от ритейла до сферы услуг, оказывается в куда более жёсткой вилке. «Фактически перед ними встаёт выбор без хороших опций: либо повышать цены и рисковать потерей спроса, либо резать инвестиции и все расходы, кроме процентных платежей банкам», — отмечает эксперт.
На горизонте нескольких лет эта конфигурация несёт двойной макроэффект. С одной стороны, высокие ставки и рекордная долговая нагрузка сдерживают инвестиции и будущий потенциал выпуска, ограничивая предложение товаров и услуг. С другой — именно ограниченность предложения в условиях любой вспышки спроса становится фактором устойчиво повышенной инфляции. «Мы получаем экономику с хронически низкими инвестициями и готовностью к росту цен при любом оживлении спроса, — подчёркивает Шайхразеева. — Это сочетание плохо и для долгосрочного роста, и для ценовой стабильности».
В этих условиях для компаний стратегический вопрос меняется по сути. Если раньше он звучал как «где взять деньги на рост», то теперь, по словам Шайхразеевой, всё чаще формулируется иначе: «какой объём долга бизнес в принципе способен переварить в текущей реальности». Ответ на него будет определять структуру корпоративного сектора в ближайшие годы. Те, у кого есть запас прочности — в виде низкой долговой нагрузки, устойчивой маржи, доступа к альтернативным источникам финансирования, — смогут пересидеть эпоху дорогих денег и, возможно, воспользоваться консолидацией рынка. Компании же, зашедшие в этот период с уже высокой закредитованностью и слабой рентабельностью, рискуют пополнить статистику по банкротствам или вынужденно пойти на слияния и поглощения.
Российская экономика вступила в период, когда цена денег перестала быть техническим параметром и стала фактором, определяющим само поле возможностей для бизнеса. Рекордная долговая нагрузка, рост доли процентных платежей в прибыли, снижение рентабельности и рекордные доходы банков — элементы одной системы, последствия которой уже выходят за рамки отдельных отраслей.
Юлия Шайхразеева подчёркивает, что в этих условиях выживут и адаптируются те компании, которые научатся по-новому смотреть на долг — не как на универсальный инструмент развития, а как на ресурс с жёсткими пределами устойчивости. От того, насколько быстро бизнес и регуляторы осознают долгосрочный характер «эры дорогих денег» и начнут выстраивать стратегии с учётом этой реальности, будет зависеть, станет ли текущий долговой пик точкой перегиба к более устойчивой модели роста или отправной точкой затяжной волны корпоративных банкротств.