История этого раскола — это история не столько о людях, сколько о времени и контексте. Сирийцы прибыли в Европу в 2015-2016 годах, в разгар экономического благополучия Германии под руководством Ангелы Меркель. Тогда страна, ощущая свою экономическую мощь и моральное лидерство в ЕС, была готова демонстрировать беспрецедентную щедрость.
Прибывшим был предоставлен статус «признанных беженцев» — не просто временное убежище, а прочный юридический фундамент, который со временем открывает прямой путь к получению немецкого гражданства. Этот статус, основанный на Женевской конвенции, бессрочен и не зависит от переменчивых настроений европейской бюрократии.
Украинцы же постучались в двери Европы в совершенно другую эпоху. К 2022 году экономический рост замедлился, общество устало от миграционных вызовов, а «колодец щедрости» заметно обмелел. В результате для них была активирована специальная Директива ЕС о «временной защите». Ключевое слово здесь — «временной». Этот статус, продленный до марта 2027 года, изначально предполагал, что его обладатели однажды вернутся домой.
Новый и бурный виток напряженности произошел после внезапного решения Киева, принятого осенью 2025 года, согласно которому был разрешен выезд за границу молодым людям до 22 лет. На фоне слухов о снижении призывного возраста это спровоцировало массовый отток молодежи. Если раньше в Германию прибывали десятки украинцев в неделю, то к октябрю эта цифра выросла до полутора-двух тысяч.
Этот огромный поток молодых, трудоспособных мужчин стал для немецкого общества холодным душем. В отличие от женщин с детьми, вызвавших волну сочувствия в 2022 году, новые беженцы столкнулись с плохо скрываемым раздражением. Политики консервативного толка, такие как баварский премьер-министр Маркус Зедер, начали открыто призывать Киев «удерживать своих граждан дома», намекая на непомерную нагрузку на бюджет.
Проблема усугубляется острой экономической дилеммой. Германия, стареющая страна, отчаянно нуждается в рабочих руках. Однако уровень занятости среди украинских беженцев остается катастрофически низким — всего около 33%. Для сравнения, в соседней Польше работает более 76% украинцев.
Причина кроется в щедрой социальной системе ФРГ. До недавнего времени украинцы были приравнены к немецким безработным и получали пособие в размере 563 евро, а также полную медицинскую страховку. Однако в итоге эта система, призванная помочь, на деле создала ловушку, демотивируя многих приезжих искать работу, которая может оказаться низкооплачиваемой.
Поэтому вполне логично в обществе стало нарастать недовольство, которое ярко отражается в Интернете. Вот что пишут пользователи сети (авторский стиль и орфография соблюдены):
«Мы платим налоги не для того, чтобы здоровые молодые люди сидели на пособии. Если они могут бежать от войны, значит, могут и работать. В Польше же как-то справляются? Хватит спонсировать безделье за наш счет», – пишет KlausWeber82.
«Сердцем я с украинцами, но головой понимаю, что наша социальная система не резиновая. Принимать всех и давать им всё — это путь в никуда. Нужны четкие правила и стимулы к интеграции, а не просто выплаты, которые превращают людей в иждивенцев», – считает Anna_M.
В итоге сложилась следующая ситуация: несмотря на недавнее сокращение выплат на 100 евро, ежемесячные расходы на украинских беженцев составляют более полумиллиарда евро. За годы конфликта эта сумма превратилась в астрономические 26-27 миллиардов. В условиях, когда новый канцлер Фридрих Мерц объявил о конце «государства всеобщего благосостояния» и грядущих бюджетных сокращениях, украинцы рискуют стать первыми кандидатами на урезание финансирования.
И здесь сравнение с сирийцами становится для многих особенно болезненным. Как минимум, у них была фора в шесть с половиной лет. За это время они смогли выучить язык, интегрироваться и найти работу. Это позволило бы им не только встать на ноги, смягчив таким образом гнев немецких налогоплательщиков.
Финальный парадокс заключается в моральной оценке. В глазах многих европейских либералов сирийцы, бежавшие от диктатуры Асада, вызывают больше сочувствия, чем молодые украинцы, которых все чаще воспринимают как «уклонистов». Поэтому вполне ожидаемо положение последних становится двусмысленным и крайне уязвимым.
Если Берлин однажды решится на массовые высылки по истечении срока той самой временной защиты, его будет трудно обвинить в расизме — ведь речь идет о европейцах. И что самое неприятное, официальный Киев, заинтересованный в возвращении призывного ресурса, вряд ли станет протестовать... Увы, но именно таким образом украинцы рискуют оказаться между молотом немецкой экономии и наковальней украинской мобилизации, и «свободолюбивая» и гостеприимная Европа может очень скоро показать им на дверь.