Военнослужащий Народной милиции ЛНР Игорь Пшонченко рассказал в интервью ИА RuNews24.ru об участии в спецоперации, отношении жителей освобожденных территорий и полученном ранении.
– Расскажите, кем вы работали до спецоперации?
– До начала конфликта с Украиной я работал на Алчевском металлургическом комбинате, так как у меня было высшее металлургическое образование. Приблизительно в 2018-2019 годах завод остановился. Мне пришлось рассчитаться, потому что не платили зарплату. И устроился я в Алчевский кадетский казачий корпус имени Платова, начал карьеру педагога. Поступил на заочную форму обучения в Луганский педагогический университет имени Шевченко, и продолжал работать.
– Как вас призвали на фронт?
– Когда я пришел домой 19 февраля 2022 года, мне поступил звонок из военкомата. Сказали в течение трех часов собрать все необходимые вещи и явиться. На следующий день я уже был зачислен в 6-й казачий полк. Где-то 22-23 февраля нас отправили на машинах в Родаково, дали снаряжение и боеприпасы. Когда через реку Северский Донец поставили переправу, нас транспортировали в село Долгое. Сутки или двое мы ждали, пока по переправе пройдет техника, она шла без остановки. Жили под открытым небом пару дней, спали на снегу. После этого у нас был марш-бросок в 50 километров от села Долгое до пгт Трехизбенка. Из роты этот путь не преодолели около 30 человек, так как по состоянию здоровья они были, видать, не годные к службе.
– И что было дальше?
– В Трехизбенке нас встретили местные жители. Были они не добродушны, какой-то отравленной водой нас поили. У многих наших военных начали появляться галлюцинации или что-то такое. И в этот же день там была захвачена украинская диверсионно-разведывательная группа. Затем нас отправили в Первомайск, а 8 марта отправили под Попасное, где я пробыл около месяца в лесу. Охраняли позиции, практически на передовой.
– Как проходили ваши будни? Чем приходилось заниматься?
– В один момент был приказ пройти лесополосу нашей роте в целях разминирования. В нашей роте было около 100 человек, нас выстроили в одну шеренгу. Расстояние между солдатами было пять метров. Мы получили задание идти и искать взрывчатые опасные предметы и сообщать о них. Это происходило очень медленно. Если один фланг начинает ходьбу, то второй уже что-то обнаружил и говорит: «Шеренга, стоять!» Подбегают минеры, смотрят на предметы, если нужно было, то разминировали.
К семи часам мы вышли на опушку. Мы почему-то думали, что развернемся и пойдем обратно, но приказ был обосноваться по 10 человек и продержаться до утра. Костры, естественно, палить нельзя было. А был февраль, холодно, срывался мокрый снег. Из вещей у нас были только плащ-палатки. В итоге как-то ночь мы пересидели. Кто спал, кто нет, кто в карауле был. Утром, когда начало рассветать, мы задумались, почему нас не забирает никто. Пошли на разведку и итоге оказалось, что вся рота ушла, а мы были в стороне. В общем, нас забыли. Нас было 7-10 человек. Естественно, дороги обратно никто не знал. Мы сидели и ждали, думали, что нас заберут, но прошли уже сутки и нас никто не забирал. Приходилось топить снег и пить.
– И как вам удалось выбраться?
– Один из бойцов залез на дерево, поймал связь, дозвонился. Но проходили уже вторые сутки и никто не приходил. Один из сослуживцев решил идти обратно. Я тоже решил пойти с ним, за нами в след отправились и все остальные. Шли мы очень медленно, опасаясь, что можем выйти на вражеские позиции. Старались идти не по дорогам, а среди деревьев, в зарослях, чтобы нас не вычислили. Хотя было слышно, что ездит какая-то техника, но мы не знали, наши это или нет. Мы шли, попадались растяжки. Все рисковали, хотели дойти до наших, были уже истощены.
Показалась опушка, дорога, там стоял военный. Старший сказал нам перезарядиться и сидеть за холмом, а сам пошел без оружия навстречу к военным. Выйдя на опушку и переговорив с солдатами, он дал нам отмашку. Вскоре мы узнали, что это был блокпост, на котором раньше стояли «укропы», а теперь наши войска. Мы попросили у мужиков согреться и поесть. Блиндаж был весь раскурочен после борьбы за него. Мы растопили подобие буржуйки, нашли какие-то сухпайки, целый мешок хлеба, начали отдыхать.
– Повезло выбраться.
– Мы сидели и ждали. Ехала машина с продовольствием. Водитель спросил, из какой мы части. Через пару часов, видимо, эта машина доложила нашему командиру, где мы.
– Вы получили ранение. Расскажите подробнее об этом.
– В середине апреля нас в составе пяти человек отправили в Новоалександровку. Там были разбитые дома, но в них можно было согреться, была крыша над головой. Около трех дней мы были там.
В один из дней начался артиллерийский обстрел. Я находился в это время в доме. При моей попытке выбежать и спрятаться в подвал, снаряд прилетел приблизительно в пяти метрах от меня и я получил ранение. Меня быстро эвакуировали, спасибо ребятам, что была эвакуационная машина рядом. Поэтому меня довезли до ближайшего медпункта в Первомайск. Далее – больница, реабилитация.
– Поддерживаете сейчас отношения с сослуживцами?
– Что я могу рассказать о своих боевых товарищах? Я поддерживаю отношения только с Виктором Плескуном. Нас от одного снаряда ранило. У меня с ним были более-менее нормальные отношения. Когда лежал в больнице, приходили товарищи-сослуживцы. Но потом, если честно, мне даже не хочется им звонить и узнавать, как у них дела. Потому что они тогда еще оставались на службе. И я боюсь узнать, что кого-то из них нет в живых. Если судьба сложится так, что я их встречу, конечно, очень обрадуюсь.