Правительство постаралось оперативно решить вопрос с ростом цен на подсолнечное масло и сахар, в результате чего ситуация на рынке стабилизировалась. Все стороны, подписавшие соглашение о сдерживании цен, выполняют условия, и если где-то возникает напряжение, с помощью ФАС проблема решается без промедления. Об этом, а также о реализации мусорной реформы, о развитии лесообработки, о взятии под контроль оборота агрохимикатов и пестицидов и о многом другом телеканалу НТВ рассказала вице-премьер Виктория Валерьевна Абрамченко.
– Виктория Валерьевна, правительству Мишустина 21 января исполняется год, год в роли вице-премьера. Какие выводы и уроки полученные, сделанные в 20-м году, по вашему мнению, перекочуют в год текущий?
– В качестве выводов я бы, наверное, назвала несколько таких тезисов. Первое - это бережное отношение друг к другу, бережное отношение к ресурсам. Это мой личный вывод, исходя из опыта 20-го года.
Второй вывод - это скорость принятия решений. Мы существенно изменили подходы к управлению в целом, и к принятию решения на уровне правительства.
Теперь это другие скорости, другое качество работы. И третье - это цифровизация, оно тоже коснулось всех и каждого.
– Ну, а как вы относитесь к тезису, который гласит, что сейчас, именно в 21-м году мы будем наблюдать снижение влияния коронавирусного фактора на экономику?
– Но это естественное течение всех пандемий, я не специалист в этой области, но доверяю нашим коллегам, которые отвечают за здравоохранение, за санитарно-эпидемиологическое благополучие. И конечно же прогнозы наши отраслевые, прогнозы наших коллег говорят о том, что да, 21-й год - это год переломный в лучшую сторону.
– Ну, в такие тревожные годы, понятное дело, на первый план выходят те вещи, которые страна может произвести и обеспечить себя сама. С этой точкой зрения все ли у нас в порядке, или есть поводы для беспокойства?
– С этой точкой зрения все в порядке. Хочу заверить вас и кто нас смотрит, мы достигли и превысили пороговое значение доктрины продовольственной безопасности. По мясу и мясным продуктам. По сахару, по растительному маслу, по картофелю. У нас есть небольшое отставание по нескольким направлениям.
В первую очередь, это, конечно, семена. И в семенах у нас есть несколько культур, по которым необходимо нарастить объемы и вместе с нашей наукой добиться хороших результатов. Это - подсолнечник, это сахарная свекла. Еще одно направление - это ветеринарные препараты, кормовые добавки. Вот по этому направлению точно также следует нарастить объемы.
– Но вы, когда говорите о том, что мы превысили показатели доктрины, а это в процентах как-то выражается?
– По зерну, например, у нас больше 160 процентов. По растительному маслу точно также, существенное превышение. По картофелю до -10 процентов пороговых значений.
– Эксперты прогнозируют, что в этом году урожай зерновых будет, в общем, на уровне последних нескольких лет, составит примерно 125 миллионов тонн. При этом правда, снижают прогноз по пшенице, вместо 78-ми семь миллионов тонн мы якобы в этом году соберем. Есть опасения какие-то состояния озимых, а на какие цифры в правительстве ориентируются?
– Ну, я назову сначала цифру этого года. У нас в этом году урожайный год, 2020-й, да. Мы собрали 133 миллиона тонн, это второй рекордный урожай, который мы наблюдаем за новейшую историю. А на текущий год, 21-й, сельскохозяйственный год, мы прогнозируем 131 миллион тонн. И если говорить о состоянии озимых, оцениваем сегодня как хорошее и удовлетворительное.
Уходили в зиму с показателем около 81 процента такого хорошего состояния озимых. Все подкормки необходимые были выполнены, и площадь сева составила больше 19 миллионов гектаров. Так что никаких опасений на сегодняшний день нет.
– Чуть-чуть вернусь к ситуации в целом в сельском хозяйстве. В принципе, это одна из отраслей, которая всегда драйвером была развития экономики, а последние годы особенно. И в 2020-м коронавирус - вроде все на уровне было. А три процента, да?
– Больше трех процентов.
– Больше трех процентов. Этот год мы можем пройти с учетом того, что влияние коронавирусного фактора снижается с каким-то плюсом?
– Да, мы закладываем тоже по всем направлениям более высокую планку, и достигнем ее. например, четыре наших направления в 20-м году показали просто такой существенный рост в плане импортозамещения.
Это птица, это производство свинины, производство птицы, производство яблок и рекорд поставили зимние теплицы - 1,3 миллиона урожай по зимним теплицам. Поэтому в 21-м году мы прогнозируем хорошие показатели.
– В прошлом году, насколько это было в открытых источниках, регионы довели до аграриев сто процентов почти федеральных субсидий. Какой это возымело эффект?
– Первое - мы накормили и обеспечили себя основной группой продовольствия - это продукты животноводства, в том числе производство молока увеличили на 2,5 процента
А еще одно направление очень важное для нас - это экспорт. Накормив себя, излишки нужно продать. И продать эффективно и успешно. Поэтому экспорт продовольствия в 20-м году превысил 28 млрд. долларов. Это очень хороший показатель.
– И мы планируем развивать это направление, я так понимаю, наращивать темп?
– Наращивать темп, и к 24-му году превысить 34 миллиарда.
– А вот с точки зрения поддержки тех людей, которые заняты в сельском хозяйстве, какие сервисы правительство планирует развивать, чтобы можно было проще получать меры поддержки и т.д.?
– Действительно, аграриям важно получить достаточный объем поддержки, но и вовремя получить эти деньги.
И мы договорились с нашими коллегами в Министерстве сельского хозяйства, что как раз с учетом опыта пандемии 20-го года тотальной цифровизации мы научились работать с большими массивами данных. Научились предоставлять в короткие сроки государственные базовые, массовые государственные услуги, и село не осталось в стороне. Так вот в этом году, в 21-м году, мы реформу цифровизации начинаем как раз с мер государственной поддержки. Это льготные кредиты, это поддержка фермеров в рамках агростартапов, это льготный лизинг, и все это будет происходить в пилотном режиме в 13-ти субъектах уже в этом году.
Коснется в итоге всех сельхозтоваропроизводителей.
– Речь идет о регионах, которые достаточно традиционно занимаются сельским хозяйством без каких-то таких серьезных рисков?
– Конечно. Ну, по Дальневосточникам хочу сказать, мы затронули этот вопрос, пандемия показала, когда Китай закрыл границы, что нам недостаточно овощей на Дальнем Востоке. И нужно было срочно принимать меры. Во-первых, системные для того, чтобы появились новые тепличные комплексы на Дальнем Востоке, и меры разовые здесь и сейчас для того, чтобы овощи, например, из Сибирского округа сумели доставить на Дальний Восток. Логистическая такая составляющая не съела весь эффект в стоимости конечной этих овощей.
Вот такие меры тоже предприняли, и 8 новых тепличных комплексов будут строиться на территории ДФО начиная с 23-го года.
– По цене нам примерно понятно, сколько один такой комплекс обходится?
– Разные, стоимость разная у всех комплексов. Это очень, кстати, хорошее замечание, было у нас желание адаптировать их для того, чтобы типовые проекты одинаково стоили в каждом из субъектов-дальневосточников. Например, на Сахалине и на Камчатке, из-за того, что другая логистика, просто стройка будет дороже.
– Когда мы говорим об агропромышленном комплексе, это же в общем не только технологии, не только денежные ресурсы, это же еще и люди. Что можно сказать с точки зрения заботы о развитии сельских территорий? У правительства есть такие планы?
– Мы в этом году первый год реализовываем государственную программу "Комплексное развитие сельских территорий". В год тоже пандемии и тяжелых таких процессов, связанных с привлечением трудовых ресурсов на стройки, абсолютно на все стройки, 330 объектов, которые связаны с созданием социальной инфраструктуры, инженерной инфраструктуры, с фельдшерско-акушерскими пунктами, то есть с первичным звеном здравоохранения на сельских территориях и с объектами культуры. Вот такие объекты удалось построить.
И еще одно направление в рамках комплексного развития сельских территорий - это наша гордость, ипотечная программа "Сельская ипотека". Вы знаете, что ставка кредита по этой программе - до 3%, от 0,1 до 3%, и мы смогли в этом году выдать кредитов больше 80 млрд рублей и помогли 45 000 семей.
– А вы чувствуете вот этот вот, может быть, какой-то перелом, новую тенденцию, в плане того, что люди из городов поехали на село?
– Действительно, такое есть, и это показывает в том числе аналитика по рынку недвижимости. У нас существенно вырос спрос на индивидуальные дома, которые расположены либо в сельской местности, либо в населенных пунктах с численностью населения до 30 000 человек. Конечно же, это отрадно, и заставляет нас думать не только о том, что нужно создавать там среду благоприятную для того, чтобы люди могли работать, проводить туда необходимую инфраструктуру, но и думать о том, каким образом вывозить мусор с этих территорий, потому что это еще одна проблема, с которой мы столкнулись в 2020 году.
Полностью поменялась логистика, и количество мусора, которое вдруг люди стали в пандемию производить, увеличилось приблизительно на 20%.
– Есть такой достаточно вопрос, он касается цен на сельскохозяйственную продукцию для потребителя.
А их постоянно пугают: то с гречкой что-то происходит, то ржи у нас не будет, то говядина подорожает, и так далее, и тому подобное. Вы лично, как человек, который курирует это направление в правительстве, видите какие-то предпосылки для серьезных или не очень серьезных ценовых колебаний?
– Вы знаете, что в декабре были подписаны соглашения...
– Да, по целому ряду...
– По двум направлениям. Это подсолнечное масло и сахар. Предметом этих соглашений является сдерживание цен, причем это два фактора. Это отпускная цена производителя и цена в розничной сети. На сегодняшний день больше 7000 участников таких соглашений, подписантов. Мы мониторим постоянно, что происходит в крупных торговых сетях, что происходит в магазинах у дома. На сегодняшний день могу сказать, что все участники данных соглашений соглашения соблюдают. Но если где-то возникает напряжение, в субъектах Российской Федерации, Федеральная антимонопольная служба тут же включается и реагирует, оперативно реагирует на такие сигналы.
Что касается другой категории. Это тоже потребители зерна, сырьевой группы - мукомолы и хлебопеки. О них мы тоже позаботились, подумали, выпустили оперативно два акта правительства, которые предусматривают для мукомолов компенсацию закупки зерна, как сырья.
А для хлебопеков предусматривалась компенсация на сумму выпущенного хлеба. Сейчас эти меры уже работают. Поэтому направления, связанные с подсолнечным маслом, с сахаром, с мукой, которая является не только сырьем для производства хлеба, но точно так же используется производителями макаронных изделий. И хлеб - это пристальная зона внимания.
Отдельное направление - наше животноводство. Сейчас в фокусе нашего внимания птицеводы. Задача поставлена на то, чтобы внимательно следить Министерству сельского хозяйства за ростом себестоимости продукции, не допустить никаких перекосов с точки зрения государственного регулирования, обеспечить стабильность этой подотрасли, в первую очередь в рамках закупки зерна, как кормов для соответствующей птицы.
Что еще очень важно? В нашей стране с учетом климатических условий очень мало производится высокобелковых кормов. А высокобелковые корма - это самый минимум зависимости от импортного материала. Вот наша задача обеспечить достаточное количество высокобелковых кормов в Российской Федерации. Это направление связано в первую очередь с производством сои. Это в первую очередь два макрорегиона - Дальневосточный и Южный федеральные округа, вот там и будут заниматься производством сои и переработкой сои, для того чтобы чистая соя, не ГМО соя, наша отечественная, шла на переработку и уже непосредственно поступала по адекватным ценам для наших животноводов и птичников в том числе.
– А что происходит с оборотом агрохимикатов, пестицидов в нашей стране? Все ли удалось взять под контроль? Мы можем говорить о том, что вот нежелательных и запрещенных тем более к обороту на нашей территории средств или продуктов больше нет?
– Мы 8 лет пытались подойти к этому вопросу и только в конце 20-го года преодолеть все сопротивления удалось.
– Серьезное лобби было?
– Конечно. Но производством пестицидов и агрохимикатов занимается в том числе большая транснациональная корпорация. Прозрачное и адекватное национальным задачам и интересам Российской Федерации регулирование отсутствовало как класс.
В итоге сейчас закон подписан, он вступает в силу через 6 месяцев. Сейчас ведомство сосредоточено на подготовке подзаконных актов. К чему это приведет? Это приведет к тому, что мы поймем, какие пестициды из зарубежных, в какой формуле агрохимикаты поступают на российский рынок. И мы сможем контролировать всю цепочку, вводится система прослеживания каждой партии на российском рынке.
И это приведет еще к тому, что наша продукция будет более конкурентоспособной на мировых рынках, поскольку мы сможем отвечать, какой пестицид или агрохимикат применялся при производстве конкретного продукта или сельскохозяйственной культуры, и отвечать нашим зарубежным партнерам относительно качества и безопасности этой продукции.
– Ну, наверное, один из главных итогов уходящего года, 2020-го - это решение положить наконец конец варварскому вывозу из страны необработанного леса. На ваш взгляд, когда заработает вот этот комплекс мер, который обсуждался? Когда он заработает в полную силу, и когда можно будет ощутить эффект от этого?
– Я сначала несколько цифр приведу. Российская Федерация с точки зрения площади лесного фонда занимает первое место в мире. От земельного фонда это 66% территории нашей страны. При этом по запасам лесных ресурсов мы находимся на втором месте после Бразилии. Это параметры, которые являются предметом гордости и одновременно эти же параметры спровоцировали такое потребительское отношение к лесу за многие-многие-многие годы. В том числе в рамках действующего с 2006 года Лесного кодекса.
К сожалению. Если говорить об ообъемах лесных участков, которые предоставлены для заготовки древесины, то их площадь составляет где-то 173 миллиона гектаров.
По нашим данным от экспертной оценки объем серой, неучтенной древесины, которая заготавливается, - от 10 до 30 миллионов кубических метров.
– Ну, это от общего объема какая часть?
– Общий объем где-то 220 миллионов кубометров. Это существенная доля, причем серый объем заготовки - это экономически доступная древесина. Это древесина, которую просто вывезти, потому что серые лесорубы или черные лесорубы - они не занимаются в труднодоступных местах. Это значит, что для легальных лесопромышленников объем доступной расчетной лесосеки сокращается.
Но наш лес растет долго. Он не растет как бразильский лес. Наш лес растет 80 лет. И объемы лесовосстановления отстают каждый год от объема заготовки, без учета серой, где-то на 450 тысяч гектаров. А в целом за все годы вот такого отношения к лесу мы уже накопили объем лесовосстановления, который нужно сделать, 35 миллионов гектаров.
Наша задача была, с одной стороны, назвать бизнесу, серым лесорубам, всем сегментам бизнеса, всем структурам абсолютно, которые занимаются лесным хозяйством, лесной промышленностью, в целом лесным комплексом, дату, с которой вывоз кругляка и грубообработанных лесоматериалов прекращается.
И мы переходим на глубокую обработку древесины внутри страны. По фанере, например, мы вытеснили наших китайских партнеров с рынков Европы и США, потому что Минпромторг сделал хорошую логистическую субсидию. Но емкость внутреннего рынка не исчерпана. Например, по деревянному домостроению. У нас всего 65 предприятий, которые занимаются производством в промышленных масштабах домокомплектов деревянных.
– Ну, я может быть...
– Но 3% домов, которые таким образом возводятся, из этих домокомплектов внутри страны.
– Тот акцент, который мы сейчас будем делать на развитие лесообработки, он внутреннему потребителю будет в помощь с точки зрения цены? Цена снизится на те же самые домокомплекты?
– Конечно, потому что мы увеличим потребление - это первое. И производство, соответственно. А потребление мы увеличим за счет того, что работаем по нескольким направлениям. Первое направление - это дать возможность индивидуальные жилые дома из этих домокомплектов считать нормальным, адекватным объектом залога. И мы прорабатываем с экономическим блоком, с Центробанком соответствующие меры для того, чтобы деревянный дом был полноправным участником ипотечных кредитов.
Второе направление - это программы по переселению граждан. С некоторыми субъектами, например, с Александром Цыбульским, губернатором Архангельской области, договариваемся о том, что таким программы будут реализовываться в регионах.
Переселение из аварийного жилья. И ветхого жилья, да.
– Счетная палата указывала на проблему учета леса. Что вот данные о лесном фонде либо отсутствуют, либо являются недостоверными. Получается, Рослесхоз у нас недорабатывает? Или как, или это какой-то сбой в системе?
– Мы должны учитывать лес не с точки зрения просто площадных характеристик, мы должны учитывать еще и качественные характеристики леса.
А что произошло с этим самым последним принятым Лесным кодексом? Основная часть полномочий в лесном комплексе была передана субъектам Российской федерации. А должного финансирования под эти переданные полномочия регионам никто не дал. И получилось так, что лесоустройство как система получения сведений, качественных характеристик леса, просто не исполнялась никем, потому что не было финансирования.
Исполнялась, конечно, но не в том объеме.
– Ну, и кому-то это, наверно, было очень удобно.
– Ну, да, это тоже присутствовало. Так что в итоге получилось? Что у нас материалы лесоустройства безнадежно устарели, то есть мы знаем, сколько по площади лесных земель в Российской Федерации, не везде знаем их точные границы - это тоже еще одна проблема.
Есть задачи - определить лесоимущества и лесопарки в точных границах, но ведь есть еще лесные участки, конкретные объекты права, в пределах которых занимаются люди заготовкой древесины.
И для этого мы поднимаем на федеральный уровень теперь полномочия по лесоустройству и об этом тоже договорились со всеми.
И вводим систему прослеживаемости. Занимаемся тотальной цифровизацией российского леса.
– Домокомплекты - это прекрасная история, фанера - замечательно. Но достаточно ли у нас на сегодняшний день мощностей и насколько серьезными будут вложения или, может быть, стимулы для того, чтобы бизнес занялся соответствующей историей?
– Ну, вот я приводила примеры из отрасли агропромышленного комплекса, когда деньги должны доводиться вовремя, прозрачно, быстро и на понятные цели с конечными конкретными результатами.
В лесном комплексе то же самое. Мы по отдельным сегментам, по пеллетам, например, показывали рост порядка 15%. Это такое, очень хорошее направление для Дальнего Востока, для Сибири в первую очередь.
Поскольку есть рядом рынки, азиатско-тихоокеанский регион, где предъявляют все более и более высокие экологические требования к альтернативным видам топлива, и переходят на альтернативные виды топлива, поэтому я верю в пеллетное производство на Дальнем Востоке.
О чем говорит бизнес? Бизнес говорит о том, что, конечно же, нужно помогать с точки зрения инфраструктуры.
На сегодняшний день никто не занимается поддержкой бизнеса в плане строительства лесных дорог. И такие капиталоемкие направления, как, например, ЦБК. В Сибири и на Дальнем Востоке это, ну, пожалуй, самые неподъемные для инвесторов проекты.
Вот такие проекты, конечно, государство должно поддерживать. Мы предусмотрели вместе с Министерством промышленности и торговли в качестве приоритетных инвестиционных проектов эти направления. Несколько проектов ЦБК, в Красноярском крае, например, они уже с отобранными площадками, и мы будем в ближайшее время в правительстве рассматривать ход реализации уже этих проектов.
– То есть федеральный центр будет помогать строительству дорог к местам лесовырубки, я так понимаю, да?
– Вместе с бизнесом государство будет заниматься этим. Почему это важно? Это же не только способ добыть древесину, это еще и возможность оперативно тушить лесные пожары.
– Вы затронули тему, которая, наверное, широкий круг наших зрителей будет интересовать. Сказали о том, что во время пандемии возросло производство в том числе и бытового мусора, я так понимаю.
– В первую очередь, бытового мусора, потому что все люди работали дома и школьники учились из дома.
– Ну вот исходя из этого, какими-то более ускоренными темпами нам в этом году придется двигаться по решению мусорной проблемы.
– Да, правильно вы понимаете. И 21 год для нас знаковый по нескольким направлениям в плане комплекса, создания комплексной системы обращения с твердыми коммунальными отходами.
Первое, что мы сделали, это была тоже такая сложная задача 20 года, - мы утвердили концепцию расширенной ответственности производителей-импортеров. Объясню, почему это важно. В морфологии нашего мусора, бытового мусора, 50% - это упаковка. И упаковку должен кто-то утилизировать.
– Да, там было много разговоров о том, что производитель в конечном счете возложит эту всю ответственность, весь этот груз на потребителя. То есть, просто-просто, поднимет....(нрб.).
– Но давайте вернемся к тексту документа и к мерам, которые мы предлагаем.
Мы возлагаем ответственность на утилизацию на того, кто выпустил упаковку или товар в упаковке в обращение. И устанавливаем норматив сразу с 22 года 100%. В чем была дискуссия? Ну, коллеги говорят - у нас нет таких мощностей по утилизации ста процентов, и технически это невозможно. Природоохранный блок, экологический блок говорит следующее - но ведь упаковка прекращает быть товаром в моменте. То есть это мусор сразу, как только мы использовали товар, который был в упаковке.
– Вскрыли - и все.
– Упаковка - это большая головная боль современного общества. Есть товары из пластика, которые сложно просто достать из мусора. Это ватные палочки, например, коктейльные трубочки. В их концепции предусматривается, что по таким трудноизвлекаемым - либо зеленые пластиковые бутылки, например, какие-то другие цветные пластиковые бутылки - будет устанавливаться постепенный запрет и переход на другие экологичные виды упаковки. А в целом для упаковки норматив утилизации 100 %, потому что она стала мусором, и кто-то должен ответить за ее утилизацию. Но не потребитель. Потребитель заплатил уже за товар, он приобрел это в магазине, и потребитель, обычный человек, уже в рамках платежей за жилищно-коммунальные услуги, оплатил вывоз и утилизацию мусора. И наши граждане оплачивают в год приблизительно 190 млрд рублей. Теперь время бизнеса.
– Мы смотрим и видим примеры некоторых стран, где чуть ли не 90, там более 90 процентов мусора перерабатывается уже, и слава богу. А у нас пока еще дай бог до 10 процентов дотягивает. Сколько времени уйдет на создание этой отрасли, и увидим ли мы что-то знаковое в 2021-м году?
– Есть 2 термина в мусоре важных: это сортировка и утилизация. Нам глава государства в Указе 474-м "О национальных целях" поставил четкую задачу: в 30-м году сортировке должно подвергаться 100 процентов мусора, а на утилизацию отправляться, на извлечение вторичных материальных ресурсов, извлечение тех самых полезных свойств мусора, которые могут становиться товаром, 50 %. То есть в хвост на полигон должно направляться не больше половины этого мусора. Вот это ключевая задача. Мы с чем столкнулись? На старте реформы. С тем, что мусора много, и с каждым годом из-за того, что такая культура потребления всего общества, - все больше и больше мусора. Мощности нет - вы правильно отметили. А все, что есть, - это свалки незаконные и площадки временного накопления мусора, которые и не свалка, и не полигон, нечто среднее между. Но они тоже являются объектами накопленного вреда, их тоже нужно будет рекультивировать.
Поэтому задача была перед нами поставлена непростая. С одной стороны - уменьшать накопление мусора через управление поведением, и мы утвердили дорожную карту по раздельному сбору мусора. В том числе вот эта нашумевшая история с запретом строительства новых многоквартирных домов, в которых будут размещаться мусоропроводы.
Ну чтобы не было мусоропроводов. Иначе невозможно прийти на площадке рядом с многоквартирным домом с несколькими контейнерами. Мусоропровод просто не позволит тебе заниматься раздельным сбором.
И второе направление - под задачу, поставленную президентом, это те самые мощности. В 20-м году мы собрали данные по отрасли в целом. Было инвестировано около 25 миллиардов на создание мощностей. Но это мало. Вы правы. Действительно небольшая сумма, и за счет утверждения новой концепции РОП и введения экологического сбора от утилизации упаковки, если собственник не утилизировал упаковку сам на своих мощностях, тогда вводится экологический сбор. Так вот за счет этих средств мы должны построить необходимое количество мощностей по сортировке и по утилизации.
– А как вот бизнес-то привлечь, заинтересовать этой темой? Потому что пока очередей из бизнесменов, которые создают предприятия по переработке мусора, я что-то не вижу.
– Кирилл, я не соглашусь с вами. Вы знаете, вот московский регион, например...здесь все-таки коллеги достаточно далеко продвинулись в честь организации таких площадок. Они делают уже не просто сортировочные мощности, они делают технопарки, где есть сортировка, где есть утилизация, где есть современный полигон. И обслуживают эту инфраструктуру одновременно региональные операторы.
Их всего 176 юридических лиц. И в пандемию мы им помогали для того, чтобы этот бизнес, который столкнулся с увеличением производства мусора населением, уехавшим на самоизоляцию, просто они не обанкротились. Выделяли федеральное финансирование оперативно благодаря решениям Михаила Владимировича Мишустина. Меру предусмотрели и 9 миллиардов рублей перевели. Поэтому вот этот класс юридических лиц тоже есть. С ним нужно работать для того, чтобы постепенно снижать издержки, логистические издержки, помогать обустраивать контейнерные площадки, которые должны быть под раздельный сбор мусора, и инвестировать в строительство тех самых утилизационных сортировочных мощностей.
И здесь мы большую надежду возлагаем на еще один Институт развития, который есть в стране. Это Российский экологический оператор, публичная правовая компания. Вот коллеги должны выступить не на словах, а на деле.
– А вот такие продвинутые центры по сортировки, утилизации и прочих процессов, которые надо провести с мусором, их сколько в стране надо?
– Я скажу в миллионах тонн, что у нас происходит с мусором. Потому что мощность сортировочная рассчитана, или утилизационная, на определенное количество миллионов тонн, которые поступают на эту площадку.
– Ну да, и чтобы не было перекосов, когда строили перерабатывающий завод там, где, собственно говоря, и перерабатывать нечего.
– Мусора нет, а привезти его будет стоить очень дорого. В итоге получится постоянно просьба поддержать это предприятие для того, чтобы оно не закрылось и не обанкротилось. Вы абсолютно правы. Мы производим в год где-то около 60 миллионов тонн мусора. А вот те самые объекты, о которых я говорила, те созданы в 2020 году, они рассчитаны на 4 миллиона тонн. Поэтому количество объектов, которые нам нужно построить по сортировке и утилизации, велико. Еще существенное количество таких объектов нужно построить.
Но есть еще одно направление, которое связано с мусором, и это повлияет в конечном итоге на количество объектов так вот по сортировке и утилизации. Мы разработали закон о вторичных материальных ресурсах. Это на самом деле ключевой прорывной акт, который будет позволять абсолютно всем участникам гражданского оборота по-другому пересмотреть свои процессы. И бизнесу в первую очередь.
То есть этот закон делит мусор, делит отходы на две категории: собственно, мусор, с которым нужно работать, как с экологически опасным объектом и утилизировать его, и заниматься его размещением на современных экологических полигонах. А вот в первой части этого мусора больше мусором не является и не должна попадать под регулирования 89-го федерального закона.
Первая часть - эти самые вторичные материальные ресурсы.
– То есть они должны вернуться в производство?
– В производство, конечно. Например, производство сахара из сахарной свеклы. Результат такого производства - свекловичный жом. Если его не высушить - это отход. Если его высушить - это великолепная кормовая добавка для сельскохозяйственных животных.
– Виктория Валериевна, спасибо вам большое за разговор.
– Спасибо вам.
Фото: Владимир Федоренко, Виталий Тимкив / РИА Новости