Она — «Мисс Вселенная», ведущая «Спокойной ночи, малыши!», заслуженная артистка России и одновременно человек, который дважды слышал, как за спиной раздаётся взрыв там, где минутой ранее стоял на сцене. Оксана Федорова не стала ждать «безопасного момента», чтобы проявить гражданскую позицию: она приехала в Донбасс не для антрактов, а для молчаливых молитв. Без свиты, без сценария, с гуманитарным грузом и старинной скрипкой в багажнике. В откровенном разговоре с пранкером Суреном Каграмановым она впервые рассказала, как искусство становится последней нитью между жизнью и хаосом, и почему поездка на передовую не должна быть билетом в возвращённый рейтинг.
В 2022 году Оксана Федорова впервые пересекла границу новых территорий. Не как корреспондент, не как «звезда на выезде», а как человек, для которого классическое искусство — не развлечение, а духовная опора. Уже на подъезде через Ростовскую область её охватило ощущение «ухода с твёрдой почвы». Первые поездки были особенно тяжёлыми: пустые улицы, потухшие окна, тишина, нарушаемая лишь звуками грузовиков и далёких разрывов.
Но самое поразительное — люди. Те, кто остался. Те, кто не бежал, а укрывал скрипки и кларнеты, когда ВСУ обстреливали жилые кварталы Мариуполя и Донецка. Музыканты не спасали телевизоры или холодильники — они вытаскивали инструменты. Потому что, как сказала Федорова:
«Без инструмента артист не может быть артистом. Это — его голос, его душа». И не всем удалось спасти своё «оружие труда».
Федорова приехала не только с гуманитарным грузом — её фонд активно поддерживал мариупольский оркестр: закупал новые инструменты, помогал восстанавливать концертное оборудование. В Донецке она посетила консерваторию, театр оперы и балета, драмтеатр в Мариуполе — места, где, несмотря на разрушения, продолжали звучать ноты Шостаковича и Чайковского.
Особенно её тронула история дирижёра мариупольского оркестра: после ухода части музыкантов он собирал коллектив по крупицам как мозаику из осколков. Позже этот ансамбль выступил в Санкт-Петербурге в рамках большого фестиваля классического искусства, организованного при участии самой Федоровой. Это был не просто концерт — это был акт свидетельства. Свидетельства того, что культура не умирает даже под бомбёжками.
А когда она вернулась в Донецк — город жил в режиме «без антракта». Директор театра объяснил:
«Воды нет — как просить публику выйти в фойе?»
Через два дня после их выступления часть библиотеки, где проходил концерт, была разбита снарядом.
«Конечно, это страшно осознавать…» — призналась Оксана.
Федорова говорит о Донбассе не как о «территории трагедии», а как о месте, где человек лишается масок. Там, по её словам, «ты настоящий — всё это просвечивается, выходит наружу». Нет условностей, нет сцен, нет игры. Люди говорят прямо. Не стесняются ни быта, ни бедности, ни страха и потому кажутся удивительно искренними.
Это контрастирует с жизнью мегаполисов, где даже боль принято скрывать за улыбкой и правильными хештегами. На Донбассе же боль на поверхности. Но рядом с ней и сила: сила духа, вера, желание жить дальше. Федорова называет это «чистотой человеческой души» — той самой, что возникает, когда всё лишнее сметено войной.
В разговоре с Каграмановым Оксана затронула и деликатную тему — позицию других деятелей культуры после начала СВО. Особо она упомянула Аллу Пугачёву. Признавая масштаб её творческого наследия, особенно трепетно вспоминая «Реквием» на стихи Цветаевой, Федорова подчеркнула:
«Величие примадонны состоялось именно здесь, в России. Здесь она могла открыть любую дверь».
Однако она отказалась давать моральные оценки. Вместо осуждения — внутреннее достоинство:
«Я обозначаю свою позицию, но не кричу, кто прав, а кто — нет».
Её принцип — действовать, а не обвинять. Но жёстко она высказалась о тренде, когда артистов «отправляют» на Донбасс в качестве «искупления»:
«Это не способ отмыться. Нельзя использовать войну как пиар-инструмент».
Поддержка фронта должна быть добровольной, искренней, выстраданной, а не назначенной сверху или спланированной пиар-отделом.
Федорова напоминает: даже в 1941–1945 годах, в осаждённом Ленинграде и бомбёжках Москвы, театры не закрывались. МХАТ, Консерватория, филармония — работали. Артисты не только играли, но и разбирали завалы после налётов, ездили на фронт с концертами. Культура тогда была оружием духа.
Сегодня, по её убеждению, задача деятелей искусства не замолчать из страха перед критикой, но и не демонстрировать лояльность ради лояльности.
«Главное — работать честно. Не ради звания, не ради реабилитации, а потому что это твоя миссия».
Её проект «Маленькие герои большой войны» — диски с аудиорассказами о подвиге русских солдат, создан именно так: тихо, упорно, без пафоса. К 80-летию Победы. Потому что память — не ритуал, а долг.
Федорова не призывает к парадам и лозунгам. Её позиция — внутренняя вертикаль: терпение, труд, любовь к земле и людям, которые на ней остались. Она верит в правду России, но не как в идеологию, а как в совесть, в память, в выбор быть рядом, когда это страшно и неудобно.
«Спасительная сила — в искренности», — повторяет она.
И эта искренность в музыканте, спасающем виолончель из подвала; в библиотекаре, который устраивает читки под гул артиллерии; в актрисе, которая приезжает не за кадрами, а за смыслом.
В мире, где всё чаще искусство превращается в инструмент, Оксана Федорова напоминает: иногда самое смелое, что может сделать артист — это просто прийти. С инструментом. С книгой. С молчанием, полным сочувствия. И с верой, что даже в эпоху войны культура остаётся тем, что делает человека человеком.